Эстетика. Самосознание. Гибель.
А вот еще Леонтьев:
esquire.ru/wil/valery-leontev
С отцом, который работал ветеринаром и лечил оленей, мы иногда участвовали в праздниках оленеводов. Помню, как я пил дымящуюся оленью кровь. Вкуса в памяти не осталось, но кровавую алюминиевую кружку я помню до сих пор.
Детские игры на севере были весьма специфические. Хорей — это такая длинная отполированная палка, с помощью которой управляют оленьей упряжкой, — нужно было метнуть параллельно снежному сугробу так, чтобы он вошел в сугроб, прошел сквозь него и вынырнул. У кого хорей дальше вынырнет, тот и победитель.
В поселке Хальмер-ю — это в 70 километрах севернее Воркуты — была другая игра — прыжки с крыши в сугроб. Самый высокий дом там был в три этажа, и вот мы сидели на краю крыши и поглядывали друг на друга, думая, кто же все-таки прыгнет первым. Потом кто-то делал обманное движение, и все прыгали, а он — тот, кто это спровоцировал — оставался сидеть. Сейчас этого поселка не существует: там были только угольные шахты, и они уже давно выработаны.
Там, где мы жили, были тюрьмы. Когда я выходил из дома, то по левой стороне дороги была зона: забор с колючей проволокой и вышки с автоматчиками. Сердобольные матери, отправляя детей в школу, давали им мешочек с сахаром, печеньем или чаем, чтобы дети перебрасывали его через забор. А автоматчики на вышках делали вид, что этого не замечают.
У меня никогда не было таких амбиций, которые мешали бы мне уважать других.
esquire.ru/wil/valery-leontev
С отцом, который работал ветеринаром и лечил оленей, мы иногда участвовали в праздниках оленеводов. Помню, как я пил дымящуюся оленью кровь. Вкуса в памяти не осталось, но кровавую алюминиевую кружку я помню до сих пор.
Детские игры на севере были весьма специфические. Хорей — это такая длинная отполированная палка, с помощью которой управляют оленьей упряжкой, — нужно было метнуть параллельно снежному сугробу так, чтобы он вошел в сугроб, прошел сквозь него и вынырнул. У кого хорей дальше вынырнет, тот и победитель.
В поселке Хальмер-ю — это в 70 километрах севернее Воркуты — была другая игра — прыжки с крыши в сугроб. Самый высокий дом там был в три этажа, и вот мы сидели на краю крыши и поглядывали друг на друга, думая, кто же все-таки прыгнет первым. Потом кто-то делал обманное движение, и все прыгали, а он — тот, кто это спровоцировал — оставался сидеть. Сейчас этого поселка не существует: там были только угольные шахты, и они уже давно выработаны.
Там, где мы жили, были тюрьмы. Когда я выходил из дома, то по левой стороне дороги была зона: забор с колючей проволокой и вышки с автоматчиками. Сердобольные матери, отправляя детей в школу, давали им мешочек с сахаром, печеньем или чаем, чтобы дети перебрасывали его через забор. А автоматчики на вышках делали вид, что этого не замечают.
У меня никогда не было таких амбиций, которые мешали бы мне уважать других.
ахха-ха... прогрессив и мат-мело-дет для интересных таких пар.